«К чуду»: Весна, лето, осень, зима и снова весна

Первый после триумфа «Древа жизни» фильм американского режиссера-философа Терренса Малика. Сходство картин нельзя не заметить. То, в чем обвиняли мастера в «Древе», он бережно перенес в новый проект. Бурчать после этого по поводу вторичности «К чуду» — ну, как-то глупо даже.

Фильм уже обвинили в китчевости, претенциозности, стерильности, скуке, банальности, невнятности, декоративности, вторичности... все так, сложно придумать что-то банальнее истории любви свободной женщины и свободного мужчины на фоне потрясающих природных и архитектурных красот. А ничего в ленте больше и нет.

Красивая и чувственная француженка русского происхождения Марина (Куриленко) живет в Париже вместе с дочерью Татьяной, пока не встречает американца Нила (Аффлек). Роман заносит героиню в захолустную Оклахому, а Мон-Сен-Мишель и Нотр-Дам заменяется вереницей одинаковых одноэтажных жилых «коробок». Микромир двоих ежедневно меняется, в кадре появляется американка с непростой судьбой (МакАдамс), где-то рядом параллельной жизнью живет священник Куинтана (Бардем). Но всех беспокоит одно и то же.

Так же как и с «Древом жизни», к финальным титрам «К чуду» зрители обычно делятся на два непримиримых лагеря: тех, кто впечатлен, и тех, кто разочарован. Масла в огонь подливают и аналогичные лагеря кинокритиков, и смесь «бууу» и аплодисментов на первом показе картины в Венеции. Но вот только у «Древа» «Золотая пальмовая ветвь» Канн и хороший прокат по всему миру. А «К чуду» защищаться нечем — второстепенная венецианская награда не в счет, а провал по сборам ни один фильм не красил. Даже если речь идет о Терренсе Малике, к которому страшновато вот так обращаться «гений», но и другое определение все не придумывается. Да и спорить тут по большей части не о чем. Ленту пойдут смотреть лишь те, кто ничего не слышал ни о «Древе», ни о Малике, а просто забрел в кинотеатр (можно делать ставки, через какое время такие начнут покидать залы — даем 20 – 30 минут), либо те, кто точно знает, за каким опытом идет.

«К чуду» — это скинутый вам в одной из соцсетей видеоролик с подписью «посмотри, какая красота». Только хронометраж его почти два часа. Малик превращает красоту из определения в глагол действия. Красота живет, дышит, существует, она движет героями, она — в самих героях, она во всем и всюду. От ее концентрации порой кружится голова. Актеры играют условности. Их по сути нет. Такие роли не отмечают и не замечают. Они дали свой физический материал на откуп мастеру. И мастер творит. Притяжения есть, а контакта нет. В истории отношений нет кульминации, нет нарратива, нет саспенса: мужчины обнимают и молчат, женщины похожи на птиц, трепыхающихся в ладонях. Деревья, обнаженные тела, смятые простыни, странные люди, будто случайно зашедшие в кадр. Это, казалось бы, бессюжетный поток мыслей о жизни из головы Малика, это набор эстетически совершенных локаций и кадров. Однако в безмолвном фильме голливудского творца смыслов больше, чем в напичканной диалогами драме. На фильм режиссер дал пару страниц текста — белый стих о Боге и любви. Порой слова вылетают из уст героев, но чаще они как будто парят в воздухе сами по себе. С экрана говорят по-английски, по-итальянски, по-французски, по-испански и даже по-русски и на языке жестов.

Одному показалось слишком красиво, другому — беcсюжетно и бессвязно, третьего не устроил образ Аффлека, задача которого (после знаменитого монтажа Малика) свелась к тому, чтобы показывать в кадре часть лица и обнимать героиню. Про знаменитый монтаж уточним, раз уж разговор зашел. Терренс — человек, который снимает сразу два фильма: один — непосредственно на съемках, второй рождается за монтажным столом. Он беззастенчиво режет роли, актеров. Из «К чуду» он вырезал Рейчел Уайс, Джессику Честейн, Аманду Пит, Майкла Шина, большую часть того же Аффлека и почти всю Рейчел МакАдамс. По слухам, на него обиделись многие из вышеупомянутых, так что в Венецию презентовать картину приехала только Куриленко (с ее количеством в ленте все более чем в порядке). Даже сам Малик не приехал, хотя это нормально: он не приезжает никогда, в том числе и за наградами. Но все эти пересуды вокруг картины — по сути лишний и ничего не значащий шум.

Малик снова смешивает фактуры и виды: прерии и мужественного Аффлека, пасущийся скот и детей, закатное солнце и хрупкую Куриленко, про которую выяснилась одна простая вещь: лучше всего она играет, когда молчит; колосящуюся рожь, ветер и белокурые локоны МакАдамс, приливы, пустынные места, одноэтажную Америку и многозначный взгляд Бардема. Все слова становятся бредом, каждый взгляд выглядит как признание. Зрелые мужчины и женщины превращаются в наивных подростков. Когда любят. И это ли не чудо, которое мы все так хотим и которого всегда очень боимся.

Работы Малика большей частью идут даже не по сказочности, а по шаманизму или (если хотите) колдовству. Это классическая музыка, шорохи и реплики, это красивые люди, это природа, от вида которой хочется плакать от счастья. Но любовь в наших головах именно такая — свет и красота. А Малик ее просто показывает. Любовь — самое важное, любовь — самое сложное, это труд, это работа, это призвание если хотите. Режиссер показывает людей в любви, и даже когда они несчастны и одиноки — они все равно в ней. Режиссер влюблен в идеальную природу и заинтересован местом неидеального человека в ней.

Оператор Любецки снова снимает так, что непонятно, чей взгляд транслирует камера. Не режиссера, не оператора, это вообще мало похоже на человеческий взгляд. В его манере есть нечто метафизическое: когда смотришь на экране на вроде бы банальные деревья и солнечные лучи, на ум приходит банальная же, но, наверно, единственно правильная фраза, описывающая картину: «Бог есть любовь».

А «чудо» из названия — отсылка о французскому монастырю Мон-Сен-Мишель, который местные так и называют «чудо». Сюда герои едут на заре своих отношений. Это чудо — постоянное, любовь же — чудо временное. У фильма должно было быть другое имя — «Похороны». «К чуду» — это похороны любви. Любовь смертна. Она проходит все стадии, как природа неизбежно попадает из весны в лето, из лета в осенью, а далее умирает в зиме, чтобы вскоре вновь возродиться.

Дарья Лошакова

09.06.2013 09:09